Сколько себя помню – всегда говорила, что жалость мне не нужна. А последнее время все четче понимаю, что это была защита – если ничего не ждать, то не будет боли разочарования, когда ничего не получишь. И не надо ничего рассказывать – это скучно и никому неинтересно. А на самом деле хочется сочувствия и понимания. Хочется выговориться и прокричаться. Пусть моя история банальна и таких тысячи, пусть сама кажусь себе слабой и жалкой от этого, но хочется, отчаянно, до слез хочется тепла и участия.
Я мало что помню о своем детстве. То есть, почти совсем ничего. Какие-то разрозненные кусочки мозаики, которые может и являются ключевыми для моей дальнейшей жизни, но, тем не менее, иногда кажется что у меня жизни не было – раз нет цельной картины.
Говорят, когда мать была беременна мной, она хотела сделать аборт, но отец ей не позволил. Говорят, когда я уже родилась, отец хотел развестись, но меня тогда оставили бы с матерью и он остался. Многие мои воспоминания это скорее реакции и эмоции на события, чем сами события.
Я родилась в Душанбе (в семье все русские). Воспоминания о своем детстве можно посчитать по пальцам, зато я четко по ним прослеживаю черты характера сегодняшней себя:

1. Мне нет и трех лет, тяжело умирала от рака груди моя бабушка по маминой линии – дома со страшной гноящейся раной на груди, прикрытой какими-то тряпками. Говорят именно это стало поводом, чтобы поместить меня в круглосутку – круглосуточный детский сад, из которого детей забирали домой только на выходные. Но не всех – это была какая-то странная смесь с интернатом. Те два с половиной года спрятаны в памяти полностью – кроме двух воспоминаний – таджикский мальчик толкает меня в подобие бассейна на улице – я камнем падаю до дна и распарываю коленку о стекло (шрам остался до сих пор, как и боязнь воды и неумение плавать), родители, забирая меня в тот раз домой, сказали, что я наверное сама виновата. Второе воспоминание – страх. Говорят до круглосутки я была общительным добрым ребенком, легко идущим на контакт со всеми. Вышла оттуда диким зверьком, не умеющим общаться вообще. /Доверять людям и нормально, легко общаться не научилась до сих пор/.

2. Мать работала учительницей в школе и мы (наш и её классы) шли на экскурсию. Я упала и сильно расшиблась (я всегда была длинной, нескладной – ноги-руки-локти-коленки и все в синяках )) ), родительница подошла и долго орала на ревущую взахлеб меня, что я её позорю, что она вынуждена заниматься со мной, хотя у неё целый класс, и вообще она мне сейчас «еще добавит» к моим синякам и ссадинам. /Мораль на всю жизнь – если больно – терпи и не гавкай/

3. Мы с моим единственным приятелем – таким же забитым ребенком наших соседей (всей семьей официально и общеизвестно стоявшим на учете в тубдиспансере) пришли в магазин (в детстве я всегда была почти неограниченно свободна – гуляла, где хотела), там на полке в зале (магазин самообслуживания) стояла коробка с конфетами. Уже открытая и изрядно потрошенная. Мы, недолго думая, набрали конфет полные карманы и понеслись домой. Мой друг был умнее меня – он все конфеты съел по дороге, а я все конфеты принесла маме – на, кушай, я люблю тебя и я хорошая. Узнав, где я их взяла, мать потащила меня в магазин, где долго позорила и орала на меня перед всем магазином, называя воровкой и отвешивая оплеухи. Я ревела, продавцы подпевали матери. /В дальнейшем, если я воровала мелочь у отца, чтобы купить лимонад или конфеты своим одноклассникам, я знала и знаю это до сих пор: молчание – золото. А верить нельзя никому!/

4. Начальная школа. Мой первый диктант или что-то вроде того. 4 ошибки и двойка от учительницы на первой странице. Дома – крик матери и отец, который по её наущению, держа одной рукой орущую и ревущую меня, другой порет ремнем, прививая грамотность. Я просила прощения, старательно сделала работу над ошибками и на следующий день схлопотала вторую двойку – учительница сказала, что если тетрадь начата с двойки, то я обязана была завести новую. Даже тогда я остро чувствовала несправедливость обвинения и домой шла ожидая понимания и защиты. А получила «вторую серию». /Верить нельзя никому, рассчитывать – только на себя!/

5. 1990 г. то, что сейчас называют всеобъемлющей фразой «события в Таджикистане», а люди тогда – гражданской войной. По районам собирались отряды мужчин, дежуривших по ночам, охраняющим свои районы от неизвестной мне опасности. Отец периодически уходил. На утро мать рассказывала о том где, на кого, как напали в других районах. Про перестрелки и бутылки с зажигательной смесью, про ранения и смерти. И говорила какой опасности подвергается папа. Я тряслась, а она использовала это для моего послушания. Хотя я всегда была беспроблемным ребенком в этом плане – сказали не лазить на дерево во дворе – не полезу, раз мама запретила.
Потом был день официального путча. Я была в школе. Нас распустили по домам. Без взрослых, без сопровождения. Сумерки, пустая дорога, редкие прохожие, перестрелка где-то (кажется за соседним домом), редкие взрывы и абсолютное равнодушие взрослых к двум испуганным девочкам, пытающимся не первый час добраться домой. /Все жизнь люблю оружие и лет до 22-х хотела пойти в армию, чтобы научится защищать себя/.
После этого меня, уже навсегда отправили в Подмосковье к бабушке и тете по папиной линии. В самолете я летела одна «под присмотром» соседних пассажиров. И люблю самолеты до сих пор – за ощущение эмоционального комфорта. За отсутствие необходимости быть кем-то кроме себя. Для матери все другие дети всегда были лучше её собственной никчемной дочери.
В России все было иначе. Здесь свободы не было вообще. Бабушка – женщина с непростым характером, нетерпимая к мнению отличному от её и ненавидящая всеми фибрами души мою мать (а заодно не простившая сыну предательства в виде ухода из-под её контроля в собственную жизнь) – а тут вдруг я – забитая, жалкая, послушная. За пятнадцать лет своей жизни с родственниками я научилась многому – виртуозно врать, например. Здесь меня контролировали абсолютно. Я гуляла строго по часам и там, где скажут (за опоздание даже в пять минут закатывались скандалы, со мной днями после этого не разговаривали, припоминая все любимые рефрены, но ни разу не сказали «Слава Богу, с тобой все в порядке, мы волновались!»). Я общалась с теми, кого считали хорошими, я послушно рассказывала все свои диалоги – и выслушивала лекции о том, какая я не такая и в чем я не права. Но рефренов в нашем общении было четыре: «Если бы не мы, ты бы в Душанбе давно закопана была бы! Тебя бы не было», «Ты такая же, как твоя мать – та ни о ком не думает кроме себя, ей на всех наплевать, включая собственную дочь и ты такая же, как твоя мать! Ты неблагодарная эгоистка!» (эти две фразы я слышала всегда, когда имела наглость вежливо и робко с чем-то не согласиться или даже спорить), «поплачь-поплачь в туалет поменьше сходишь!» или «Не капризничай!» - с издевкой, всегда, когда я плакала не от физической боли из-за очередного синяка-ссадины-шрама-ушиба. /Вообще права на боль или плохое настроение (или, упаси Господь, обиды на них), на повышение голоса, требования или, тем более упреки у меня не было и не шибко появилось по сей день/. Четвертый - я расхлебываю до сих пор. На протяжении многих лет мне выбирали одежду по принципу практичности, но каждый раз, когда я пыталась сказать, что мне нравиться или что я бы хотела (а ребенком я была вполне сознательным и не требовала это купить – важен был факт диалога, того что меня слышат), я слышала неизменную фразу: «Это не для тебя – это женское!» Так и выросла физически женщиной, психологически мужчиной.
Тетя посвятила свою жизнь своей матери, так и не выйдя замуж и не родив своих детей, и искренне, как умела, меня любила. Когда меня первый раз поймали на вранье (я задержалась в школе, болтая с подружкой, а они волновались обо мне и я, не желая упреков, что-то там сочинила про потерянный от кабинета ключ) бабушка не желала слушать мой лепет о прощении и оправдания и четко заявила, что я должна на коленях вымаливать её прощение. Я плакала, я пыталась что-то объяснить, обнять её, я просила прощения, умоляла… - бесполезно. Она была неумолима и повторяла вновь и вновь историю, которую я до сих пор не помню – якобы, когда они прилетали к нам в Душанбе, уже когда мы их с папой провожали назад в аэропорту, я вдруг рухнула на колени перед ней и плача умоляла: «Возьмите меня с собой!» Эту историю я слышала сотни раз – как она по прилету подняла всех и меня взяли в детский сад здесь, как во второй прилет меня взяли в школу (я отучилась почти год здесь) и какая я тварь неблагодарная, и была бы я в Душанбе уже закопана, и я такая же как мать… Я встала на колени. Она меня простила (что вовсе не означало, что она сразу стала хорошей – мне всегда давали время все осознать, т.е. ходили строгие, но уже разговаривающие со мной, и тем более подобное никогда не забывалось и напоминалось мне при каждом удобном случае). «И когда придет тетя ты обязана встать на колени перед ней!» - я ужасно этого боялась, но тетя простила и после того, как я просто попросила прощения. Я просила прощения всегда и за все. Сейчас фраза с извинениями у меня получается легче чем чихание, и эмоций вызывает столько же.
Единственное вранье, которое поощрялось (очевидное вранье) – когда я сочиняла небылицы про мать. Тут меня не ругали. Слушали, и я была хорошей.
Потом была смерть отца от инфаркта (он переехал в Россию позже, с трудом нашел работу и не жил с нами) и ко всем упрекам добавился завуалированный упрек в его смерти: «Он остался в Душанбе из-за тебя… Если бы он прожил там так долго, то был бы жив…» В тот же год я поссорилась с девчонкой во дворе и она «подговорила» всех остальных. В школе меня не любили за дикость и какую-то отсталость (не в интеллектуальном смысле – я была очень сообразительной и умной, когда касалось уроков), но заторможенность в общем психологическом развитии, я ощущала, даже не понимая, что это такое. Плюс я была самой бедной и стеснялась этого (долгое время мы жили на бабушкину пенсию, часто одежду нам кто-то отдавал), отчего меня еще меньше любили и ещё больше дразнили. Двор был единственной отдушиной – теперь и её не было. Меня не били и я не брила голову, но была районным и школьным «чучелом». За следующий год я отточила язык, научилась гулять сама по себе и «кусаться». Зато дома была идиллия – я хорошая, потому что всегда перед глазами.
Перед старшими классами я уперлась первый раз и, соврав, что не люблю математику (класс был математический), сменила-таки школу и класс (на гуманитарный). Два года робкого глядения по сторонам и медленного осознания, что все люди разные. Первая святая истина в моей жизни – я её называю «нельзя ломиться в открытую дверь» - лучший способ сделать так, чтобы над тобой не смеялись – смеяться над собой первой. Класс не был дружным, скорее вежливо-равнодушным, но это был почти рай. Тогда первый раз в полной мере проявилась тенденция доказывать свою «хорошесть» и в дружбе – я носилась с тогдашней подругой, как с писаной торбой. Принимала-понимала-поддерживала-утешала и даже спорила с родственниками, которые говорили, что я дура, меня используют и я такая же, как мать – думаю только о друзьях, а не о них, которые … и т.д. и т.п.
К выпускному я поняла главное – хочешь измениться – смени окружение, надень маску и окружение само убедит себя, что ты другая. Я поступила на физмат. Надела маску инфантильного ребенка и за год диапазон эмоциональных реакций на боль расширился с нуля до фразы «мне больно», сказанной пусть с каменным лицом и деланным равнодушием, но вслух!
Изменились мечты – бабушка любила повторять «ты ничего еще не пережила, чтобы иметь право голоса» (когда я пыталась его подать) и я годами мечтала о том, чтобы пережить войну, изнасилование, теракт, и все что угодно еще, но доказать, что я что-то пережила. Продумывала сценарии до мелочей и, чем больше я в нем страдала, тем он мне больше нравился. Теперь же я больше хотела «гулять» с мальчиком. Среди однокурсниц, уже делавших аборты, или собиравшихся замуж, или годами встречающимися с постоянным парнем и вообще уверенных девушек, я хотела быть своей. Первая попытка закончилась не начавшись – он был со старшего курса и меня просто высмеяли всей компанией. Зато вторая почти удалась – мы ходили за ручку, я поцеловалась впервые в жизни. Испытала первое желание и … сокрушительный провал. Во весь рост встала проблема, на решение которой понадобились годы. Мало того, что я «что курю, что радио слушаю», т.е. могу не то, что о побелке потолка думать, но и решать в уме уравнения и пр., он банально не смог в меня войти. Это позже я узнала, что эта болезнь называется «вагинизм», а тогда я чувствовала себя еще более ущербной, чем на первом в своей жизни приеме у гинеколога, когда она заявила что я отстаю в развитии (физиологическом по женской части).
Была тяжелейшая депрессия, брошенный институт (правда по непонятным для меня самой причине) и годы самокопания. Пока однажды, неожиданно память не выкинула штуку, которой сразила меня наповал (кажется это называется детская амнезия): я вспомнила событие, которое забыть казалось бы нельзя – мне было то ли шесть, то ли семь. Душанбе. Проходной подъезд родного дома. Их было по одному на каждый прожитый мной год жизни, все старше меня в 2 – 2,5 раза. Меня зажал один у двери в квартиру, в которой, я знала, никто не жил. Может он и не хотел меня насиловать – просто все облапал, везде пальцами залез, изобразил половой акт, почти раздел. Я ужасно боялась – как никогда. И никогда после так отчаянно не молила, рыдала, просила, кричала и вырывалась. Им было смешно. А я вскоре придумала план – добраться до двери в соседнюю квартиру, где постоянно кто-то был дома – это был известный факт. Я мечтала – с внутренним дрожащим триумфом, добравшись до нее и молотя по ней руками и ногами, во все горло крича о помощи, что дверь откроется, я упаду в квартиру и она сразу закроется. Стоит ли говорить, что этого не случилось. Никто не открыл. С тех пор я больше НИКОГДА не зову на помощь. Буду вырываться (были прецеденты), изображать (!) слезы и мольбы, оставаясь внутренне спокойной, буду бороться и даже угрожать, но, даже зная, что мне помогут, я открываю рот … и закрываю его, не издав ни звука. Мне понадобился ни один год, чтобы научиться даже просто просить о помощи (мой главный принцип жизни – я сама!). Как и с какими потерями я тогда выбралась – это память хранит в своих закромах до сих пор. Но, правы психологи, осознание проблемы – ключ к её решению. Я стиснула зубы и переспала с первым встречным мужчиной (встреченные хотя бы во второй раз, меня в лучшем случае напрягали, да и сами со мной не связывались). Удовольствия ноль, но теперь я перестала быть физически ущербной. Осталась только психологически )))
Сейчас мне 30 лет. За плечами вечернее отделение экономического факультета, на руках красный диплом. В трудовой книжке за одиннадцать лет стажа – одиннадцать мест работы. Сотни удивленных возгласов от коллег – что я со своими мозгами делаю в очередной «организации». Годы работы над собой, чтобы научиться общаться, даже публично выступать (бывшие «гоняющие» одноклассники в шоке), повысить самооценку. Шесть лет назад я ушла от родственников на съемную квартиру жить с подругой. К ним хожу регулярно. Тему моего воспитания не поднимаю, хотя прогресс в общении с ними налицо (Бабушка после тяжелейшего инсульта и нынешней полной физической зависимости от дочери давит меньше). Главной победой стало их признание, что, возможно, они были не всегда правы, но: «Ты была для нас чужим(!) ребенком и мы несли за тебя ответственность!». В 24 года я «провалилась» в первую любовь. Растворилась. Пыталась доказать, что я достойна любви. Не смогла. Хотя порядком повысила его самооценку. Сейчас живу одна. За всю жизнь ни разу не было серьезных длительных отношений с мужчиной. Нет детей (это видимо подсознательный способ доказать родственникам, что я НЕ <такая же как> МАТЬ). Никогда за мной не ухаживали, не дарили цветы и пр. В лучшем случае, я пересплю с коллегой или приятным новым знакомым. При этом в постели лучше всего меня характеризует фраза одного из них: «Идеальная наложница. Все для хозяина». Но умею постоять за себя и бороться, (но только, если нет свидетелей, особенно – знакомых). Патологически не люблю конфликты, но научилась скандалить. Есть друзья, поклонники, знающие меня по стереотипному поведению и любящие меня по нему же. Ни тех, ни других я не пускаю близко. Не в последнюю очередь благодаря той самой подруге, с которой жили вместе (тезка моей матери) - я перенесла на неё образ матери, пыталась компенсировать недополученную в детстве любовь. Была самой лучшей подругой. Получилось. Вторую такую она не найдет и признает это. В ответ получила отношение, перед которым меркнет даже материнское (она учится на психоаналитика, что позволяло не только понимать «где собака порылась», но и изощренно использовать это). Зато научилась, пусть и дорогой ценой, выражать свои эмоции (признавать свою боль и признаваться в своей боли). Хотя всегда, даже в ответ на порционные откровения я получала одну и туже реакцию из разряда «да, ага, понимаю, тяжело наверное, но это еще что, а вот у меня… !». Теперь вообще не хочу жить с кем бы то ни было. (Как бы я не относилась к современной попсе, но песня Славы «Одиночество» писана будто с меня).
Это первая попытка рассказать о себе. И простить себя. Хотя мне она больше напоминает привычные мне еженедельные доклады «о проделанной работе». Я так и не смогла передать как отчаянно восьмилетняя девочка хотела встретиться с бандитами, после рассказа матери: «квартиру моих знакомых хотели ограбить, дома была только дочка шести лет, она не кричала, просто стояла, держа в руках коробку конфет. И не плакала, когда ей прищемили пальчики дверью, и пригрозили, что убьют, если она позовет на помощь. Она не звала. Она просто стояла и молча прижимала другой рукой к груди свою коробку. Деньги они так и не нашли и ушли ни с чем. А вернувшиеся родители восхищались ею, поскольку все деньги семьи были в той самой коробке». Как же я хотела, что бы те бандиты зашли к нам и я бы доказала маме, что достойна любви! Пару лет назад мы возобновили общение. Полгода назад я смогла перестать её ненавидеть и просто принимаю такой какая она есть, поскольку понимаю, что это единственный способ принять себя и самой стать матерью. Она не замужем (и после папы не было мужчин), верит в Бога, расписывает храмы, хвалит взахлеб других детей, считает никчемной меня. Хотя, подступающая старость и одиночество (а я поздний ребенок для обоих родителей), учат её говорить, что я у неё самая красивая и любимая. Стоят эти слова для меня столько же, сколько мои о прощении.
Я так и не чувствую себя женщиной. Не умею одеваться и быть женственной, хотя уже знаю, что я внешне привлекательная и сильная женщина для окружающих мужчин (ну пока не начну вести себя как ребенок – это по-прежнему любимый стиль поведения). Чтобы не биться головой о стенку от разочарования в этой жизни, вообще перестала смотреть телевизор (всегда остро до слез реагировала на новости, которые в России хорошими не бывают), не читаю глянцевые издания, потому что категорически опаздываю в развитии своей жизни от навязываемых ими стереотипов. Не хожу по клубам и барам – хотя и пыталась, но так и не смогла найти в этом смысла. И сместилась из бесконечного разочарования отсутствием жизненного и житейского опыта в своей жизни в «умение радоваться и удивляться каждый день». Научилась быть оптимисткой и позитивно смотреть на мир. Мир вроде не против )))
Пишу все это в первую очередь для того, чтобы научиться смотреть позитивно на свое прошлое тоже. Ведь сама понимаю, что у меня было хорошее детство и юность в сравнении со многими – у меня была крыша над головой и еда, меня одевали, обували, обо мне до сих пор беспокоятся, если я полдня не позвоню тете. Я умная, воспитанная и сильная. У меня сложный, но крепкий характер (и после всех моих детских мечтаний, мне не страшен даже апокалипсис ))) Но в душе сильна обида и слишком много гноя и яда. А еще я хочу перестать жалеть себя. Но главное – мне нужна помощь в принятии собственного прошлого. А это сделать сама я почему-то не могу. Мне нужна обратная связь и оценка миром моего прошлого. Я стыжусь его и боюсь насмешек и упреков в гипертрофированной чувствительности и ранимости.
Спасибо, за возможность высказаться.

Nataly , возраст: 30 / 02.04.2011

Если бы мы все так же реагировали на мир, который во зле лежит, то все бы давно погибли. Мне кажется, в основе всех ваших реакций на сложности и несовершенство мира, лежат отчаяние и некое неосознанное, что ли, озлобление. Научитесь всё находящее на вас переносить с благодушием, в том числе, нелюбовь и несправедливость ваших родных. Не ждут от больного здоровья, но сочувствуют болящему.

Ивушка / 02.04.2011

Натали, здравствуйте. История у Вас жутковатая, в том плане, что родных у Вас много, а любви и тепла они смогли дать Вам так мало. Боритесь. "У верблюда два горба, потому что жизнь борьба)))))" Ищите. Самое главное - научиться любить, просто любить(не только людей, а вообще жизнь). И ещё. Скажу банальность(хотя могу рассказать десяток историй для примера, в том числе и мою)- сходите исповедаться. Вы не слабый человек, много сделали шагов вперёд, сделайте и этот. Сходите и расскажите, что тяготит. Удачи!

Александр , возраст: 33 / 03.04.2011

Здравствуй, Натали!!! Моя история может чуть помягче будет, чем твоя, моя мать тоже всячески пыталась унизить и оскорбить меня. Это, конечно, я поняла уже будучи взрослой, а тогда, в детстве, все было в розовом цвете. Я сильно и по-детски любила и обожала свою мать. А она... У меня есть старшая сестра, вот ее она и любила и все хорошее была для нее, а я как гадкий утенок, для всей нашей семьи. Сейчас мы живем вместе, и у меня трое детей, и она все-равно пытается унизить меня, но теперь перед моими собственными детьми и все же я смогла проглотить все. А главное простить ее. А детей своих ограничиваю с ней в общении. Тебе всего лишь 30 лет, это такой прекрасный возраст, выкинь все из головы, не вспоминай прошлое- живи настоящим, тогда будет легче пережить все невзгоды прошлого и, если тебе тяжело воспоминание, не надо и вспоминать. Если какие-нибудь хорошие моменты в прошлом были, то вспоминай их. А если ты постоянно будешь жить прошлым, то и настоящего никогда не наступит, не говоря уже о будущем. Если у тебя получится, то роди ребеночка - для себя - если не замужем, и люби его, сильной материнской любовью, дай ему то, чего ты не видела от своей матери. Тяжело жить с таким камнем в груди и я тебя прекрасно понимаю. Дай Бог тебе силы все это забыть. Поверь, у многих такая же судьба, но все живут и устраивают свою жизнь. Пусть, мы что-то не получили в детстве, получим сейчас. Счастья тебе, и всего хорошего. Как говорил отец Людмилы Гурченко "хорошего человека беда помучает помучает и отпустит".

катерина , возраст: 39 / 04.04.2011

Натали, я прочитала Ваше длинное письмо, и хочу Вам посочувствовать :)
Вы молодец! Несмотря на всё, что было, Вы не теряете надежду, ищете выход, пытаетесь и хотите прощать :)
Всё у Вас нормально. Люди разные. Я тоже не привыкла "быть дамой", не умею кокетничать, не получаю удовольствия от того, что приходится элегантно одеваться. Но считаю, что это сознательный выбор, мне так легче. Тоже наверное впечатления детства - почему-то всегда раздражали такие "девочки-девочки", казались глупыми :)

Да, родственники хотели как лучше, но не думали о том, какую боль они Вам причиняют...
Но прошлое надо забыть. Вы многое поняли, проанализировали, почувствовали. Но нельзя же всю оставшуюся жизнь копаться в грязном протухшем белье.
Живите дальше!
Примите себя такой, какой Вы выросли. Лучше использовать свои хорошие черты, чем пытаться что-то переделать.
Вы пишете, что сейчас у Вас много свободного времени. Вы сильный целеустремлённый человек, которому очень нужна эмоциональная реакция других людей...
А не хотите посвятить своё свободное время (например, по выходным) волонтёрству? Например, приезжать и играть с детьми в детский дом, в больницы...
Этим Вы удовлетворите свою детскую жажду подвига и увидите детей, которым хуже, чем было когда-то Вам. И сможете им помочь...
И сможете быть такой (и не такой) как мама. То, что мама помогала чужим - это не плохо. Вам обидно то, что она помогала чужим, а к родной девочке относилась плохо.
Хотя на самом деле, это не совсем так. Я сейчас много вижу, как женщины разных поколений общаются с детьми... И у того поколения, к которому принадлежит Ваша мама, есть общая тенденция не хвалить своих детей, всё время ставить им в пример кого-то другого...
Они думают, что дети сразу потянутся за приукрашенным образцом. А на самом деле, дети часто чувствуют себя обиженными и завидуют... При этом некоторые сразу забывают эти эмоции, а для некоторых это настоящая травма :(
Не обижайтесь, на самом деле, Ваша мама тоже по-своему несчастный человек :(
А у Вас всё будет хорошо :)

ЮлияА , возраст: 36 / 06.04.2011

Наташа, спасибо Вам за ваше мужество, и за то, что нашли силы написать это письмо. Ваша чувствительность и ранимость на самом деле - Ваше достоинство, которое может быть обращено во благо людям, т.к. кто мало страдал - мало умеет чувствовать и понимать других.
Возможно по-настоящему выплакаться и быть понятой Вы сможете только перед Богом.
Страдалец Иов сказал:"Многоречивые друзья мои!К Богу слезит око мое."(Библия Книга Иова 16 глава). Хотя есть много людей, способных Вас понять. НО; попросите Бога помочь Вам простить всех, кто причинил боль, потому что сделать это только собственными силами у Вас не получится. И Бог, если чего-то просят согласное с Его волей, всегда отвечает. А наши силы предельны и мы немощны без Бога, как бы в сравнении даже с другими людьми Вы не были сильны.
Удачи Вам, так как 30 лет еще не 60.

Лена , возраст: 40 / 08.04.2011

Слушайте, пожалуйста, группу «Наутилус Помпилиус», это Вам поможет. Вячеслав Бутусов обладает той духовной свободой, которая свойственна людям из села – а он родился в посёлке Бугач. Я вот ознакомилась с творчеством этих исполнителей в двадцать лет, когда у меня была депрессия, и я из-за слабости днями пролёживала на кровати, у меня даже песня есть такая: «Буду здоровой.» Так вот, благодаря В. Бутусову я тогда стала душевно и физически чувствовать себя лучше. Настраивайте себя на то, чтобы Ваши ноги и живот были расслаблены. Принимайте ванны.
Ваша ошибка, приведшая к вагинизму – это чувствовать себя сильной и глухой, железобетонной, и это отразилось на том, на всём Вашем теле. Молитесь. Примите участие в церковном таинстве маслособорования, это призвано к исцелению, а оно Вам необходимо, причащайтесь. Мой бывший духовный отец сказал на воскресной школе, что для того, чтобы взрослому человеку в церкви стать на колени, надо в себе что-то сламать. А эффект – как сок течёт из веточки. Вам, наверное, надо в себе что-то сломать, чтобы расслабить ноги и живот, и всё тело, и душу.
У меня была ну очень плохая жизнь. И когда я ходила на танец живота, я выходила из зала, где все танцуют, и плакала. Это так чувственные и жизненные восточные движения растрясали и расшевеливали мою душу. Давайте Вы пойдёте на танцы! Вам ещё рано себя хоронить.
Вы, наверное, с людьми себя ведёте не очень хорошо. Моя тётя, которая говорит, что о себе забыла ещё в двадцать лет, ведёт себя из рук вон плохо. Чтобы вести себя хорошо, надо отдаваться своим чувствам, прислушиваться к ним, сделать их своими друзьями. Христос проповедовал, что мы должны поступать с людьми так, как мы бы хотели, чтобы поступали с нами. Для этого нужно сказать: «Я хочу».

Светлана , возраст: 24 / 16.12.2014