Мне помогают смех и красота

Я родилась и воспитывалась в благополучной, хорошей семье. Училась на «отлично», всегда соблюдала все правила. Но я никогда не была тепличным цветком. Проблемы случались.

Мне было 17. Мы с одноклассниками (и не только) отмечали поступление в университеты и колледжи (кто куда). Сидели на берегу озера, где мы всегда проводили праздники. Конечно, все выпили, и никто не заметил, как я отошла. За мной пошли трое — двое из них мои одноклассники, третьего я не знаю...

Домой меня привезли братья. Помню, я бежала от них к озеру, хотела утопиться, только не успела. Они отвезли меня к маме, и там она заставила меня пообещать ей, что я буду жить. Вот я и живу.

Первое время я спала только на полу в углу спальни, свернувшись в калачик. Ни с кем не разговаривала и только читала. Наутро после случившегося мама отправила меня мыться, спросила, кто это был. Я сказала ей, что не хочу это обсуждать, и больше эту тему мы не поднимали никогда.

О том, чтобы подать на них в суд, я и думать боялась. Во-первых, стыдно было, а во-вторых, родители не вынесли бы огласки. Они живут в районном поселке, а там все друг друга знают. К тому же, я всегда была хорошей девочкой, дочерью, которой можно было похвастаться друзьям и знакомым.

В университете стало немного легче — там никто обо мне ничего не знал, и можно было притвориться нормальной. Сначала я ни с кем не общалась, сидела на задних партах и контактировала только со старостой, в силу необходимости. Потом появились друзья. Притворство стало моей первой натурой.

Впервые я заговорила о случившемся спустя год с лишним — с подругой. Не знаю, может, после всего меня тянуло на слабых и ущербных, но я отказывалась сближаться с благополучными людьми. А подруга моя была сиротой — выросла в детском доме и многое успела повидать. Но в разговорах с ней я не находила ничего, облегчения не испытывала. Все годы учебы в университете прошли в переходах от одной депрессии к другой. Я старалась сдерживаться, почти не плакала, много читала, порой ходила в церковь.

Из всех эмоций во мне остался только гнев. Такой сильный, что я переставала контролировать себя, жестоко обижала людей, порой применяла силу. Потом сожалела, но исправить ничего не могла, или не хотела.

Училась хорошо, но без желания. Только ради родителей. Вообще это стало целью моей жизни – не разочаровывать их, соответствовать их требованиям. После всего это казалось правильным – я не заслуживаю доверия и должна покорно исполнять желания других. Самооценка была… да ее просто не было. После каждой неудачи (а они случались часто) я ложилась куда-нибудь и пыталась понять, почему я до сих пор жива. Говорила себе, что такая тварь ничего хорошего не заслуживает. И отворачивалась от друзей, ссорилась с подругами, потому что считала, что им не стоит опускаться до меня.

Жизнь казалась испорченной. Каждую ночь перед сном я молилась о том, чтобы не проснуться. Если удавалось заснуть, конечно.

Ни о каких отношениях с  парнями и речи не было. Я смотрела на них, разговаривала с ними, улыбалась им. Но я их не видела.

Какое-то время я отрицала свой пол вообще. Носила только брюки и кроссовки, серые и черные цвета. Мне казалось важным быть незаметной.

С людьми я сходилась очень медленно. Мне нравилось сидеть в тишине и думать, что больше никогда не придется выходить на улицу. Для меня каждый такой выход был стрессом, пребывание в людном месте – самым страшным кошмаром. Войти в незнакомую комнату – все равно, что спрыгнуть с обрыва. Познакомиться с человеком – как открыть дверь дома маньяку.

А потом все изменилось. Спустя почти 5 лет, без всяких внешних причин, я вдруг успокоилась. Я не знаю, что случилось. Может быть, я повзрослела настолько, что смогла посмотреть в лицо своим проблемам, или, может быть, наступила определенная фаза посттравматического шока.

Я обдумала случившееся, извлекла все подробности из уголков памяти и приняла все как есть. Итогом всех этих действий стал поиск таких же, как я; и это письмо.

Думаю, больше всего мне помогла моя устойчивая психика, а еще чувство юмора. Сейчас чувство юмора – это как маяк для меня. Я всегда ищу хоть что-то смешное в окружающем, и меня это поддерживает. Помогает проложить мостик между мной и людьми. Мне нравится смешить их, и смех почему-то заставляет меня чувствовать себя хорошей, нужной, доброй. Это намного лучше того, что я делала раньше, когда незаслуженно оскорбляла людей и обижала их. Это словно очищает изнутри.

Следующим шагом стали юбки. Я кардинально изменила свой стиль на женственный. Ношу только лодочки, красивые платья и юбки. Брюки – совсем редко. Цвета выбираю спокойные, но не серые и черные.

Осознав, что я делала со своей жизнью на протяжении пяти лет, я задумалась и об окружении. Внести в свою жизнь больше смеха и красоты стало моей задачей. Только хорошие люди, только веселые фильмы и книги, анекдоты, музыка, театр… Это помогло. Может быть, я поступаю эгоистично, не пытаясь помочь другим людям (моим подругам, например), отказываясь выслушивать их проблемы, но мне кажется, я должна сначала преодолеть свои.

Не могу сказать, что все в моей жизни стоит на своих местах. Например, между мной и мужским полом пропасть, и я не знаю, как ее преодолеть. По отношению к ним у меня никаких чувств нет вообще – даже ненависти. Это пугает, но не настолько, чтобы отказаться от попыток все наладить. Я даже пыталась однажды, но все закончилось ничем. Мне до сих пор невыносимы чужие прикосновения – они словно ожоги на коже.

Гордость не позволяет мне остановиться на достигнутом. Я учусь, всегда буду учиться, это придает моей жизни ценность, помогает отогнать мысль о том, что я недостойна. Я ищу цели, ищу интересующие меня вещи, стараюсь мечтать о хорошем. Я не знаю, что будет дальше, но очень хочу надеяться, что все будет хорошо.

Я часто думала о том, чтобы обратиться к специалисту, но я слишком скрытная и вряд ли смогла бы довериться незнакомому человеку. Поэтому приходиться жить по принципу «помоги себе сам». И, учитывая мои упрямство и жизнелюбие, я надеюсь, что смогу себе помочь.

Только вот я до сих пор перехожу дороги в неположенном месте и не глядя по сторонам…

© Vetkaivi.ru